Возвращение блудного папы
Принято считать, что в России сильное государство и слабое «общество». И как только «гражданское общество» начинает-таки подниматься, государство – хрясь его по башке… «Ой!» – кричит бедное, но хорошее общество.

Позволим себе усомниться сразу в двух вещах, всем известных. Что «общество» наше, во-первых, такое сахарное. Что общество, во-вторых, такое слабенькое. Обычно его упрекают и жалеют за неспособность к самоорганизации. Но давайте будем точны. Вот молодежь, к примеру, оставили без присмотра. И она самоорганизовалась в молодежную банду. Грабежи, разбойные нападения, тяжкие телесные вообще без счета. Вся округа в ужасе. Отличная, если вдуматься, самоорганизация. На Сицилии, правда, получше будет, ну так мы только начинаем… За такую самоорганизацию, разумеется, дают срок. Там, где ее не режут, она режет всех. Но это именно самоорганизация. То есть не надо стаю шакалов путать со стадом баранов, это разные вещи в плане хотя бы активности. Ну вот, теперь к дефинициям. Чего такое «гражданское общество» – не с умильной точки зрения грантоеда, а реально? Ну, вот некогда доводилось уже цитировать Гегеля: это все, что уже не семья, но еще не государство. Между ними есть некое поле, и все, что в этом поле растет: розы, одуванчики, чертополохи, – и будет нам гражданское общество.

Чертополох
Так растет у нас или не растет? И вот если посчитать, что у нас обретается в этом поле, придется-таки признать: в России довольно сильное гражданское общество. Но это мафиозное гражданское общество. Все эти сети однокурсников, спортсменов, уголовников, собутыльников, родичей, политических технологов, коллег по бане – и есть наше гражданское общество. Одна беда, оно не заточено на то, чтобы чего-то «строить». В редких случаях бывает, а так нет. Зато оно заточено, чтобы тянуть, пилить, покрывать, продавливать, отмазывать, подставлять и гнобить все чужое для данной сети. «И здесь тоже общество завелось», – вздыхает государственный деятель, подыскивая какую-нибудь морилку.

Увидеть все великолепие российского общества можно в те времена, когда государство вроде как уходит, а жизнь продолжается. В 1917 году, например, был такой момент. В большинстве мест России государство кануло, а чего-то было. Просто люди, как они есть, и то, на что люди способны. Потом, естественно, пришло государство. Но люди успели показать себя, оставив ряд символов свободной России. Античная ваза, в которую писает пьяный Вася; утопленные жандармы, коих топить начали с февраля, но за людей не считали – и потому февраль был «без жертв». Сотни хренов, спустившихся с горы и объявивших себя президентами, диктаторами, консулами и паханами. Человечина в продуктовых лавках. Шестая часть суши под управлением полевых командиров. Впрочем, организованная преступность была еще благом. Ибо имела некоторую привычку разбираться с преступностью неорганизованной, которая всегда страшнее.

Государства, ни «красного», ни «белого», тогда не было. Были именно что «граждане», предоставленные сами себе. «Какое гражданское общество, если в России нет граждан?» – это из философа Мераба Мамардашвили. В более мягком варианте – 1991 год. И то, чего за ним последовало. Государство, прихватив кассу, снова куда-то кануло… Началось «живое творчество масс». Автоматическая регуляция рынков. «Знаем мы про автоматическую, – говорит браток у Пелевина. – Когда надо, автоматически, а когда надо – и одиночными». Начались в масштабе воистину федеральном – пилилово, мочилово, кидалово, бухалово и ширялово. Праздник в каждый дом. Регуляция автоматическими очень быстро срегулировала поколение. Пацаны сидели на лавке. «Неплохо, – говорили они, – у Темы. За убийство сел». В смысле – статья весомая, неплохое начало карьеры, жизненного пути. Не сидевшие салаги скромно тупили взор. «А я в армии был, – скромно молвила одна салага. – Это ведь почти как зона, а, пацаны?» «Ну ниче, – сказали пацаны. – Все лучше, чем ничего. Но зона – лучше». Это и есть наше гражданское общество.

После незачета
Ну и вот. Государство в 2000-х годах сделало ряд шагов. Кинуло ряд намеков. Общий пафос: «Эк вы, мальцы, распустились». Но ничего, придет папка – вытрет нос, отмоет, даст пенделя. «Путинская реакция» – не более чем реакция на провал российского общества. Попробовали сами – не получилось. Ну, бывает, чего уж.

Дети хотели пожить своим умом. Пожили. Быстро выяснилось, что ума тут нет. Или еще чего-то, что аннулирует весь наличный ум. Если бы школа нормально учила, полиция нормально следила за порядком, суд нормально судил, торговец нормально торговал, рабочий нормально работал, депутат нормально принимал законы, чиновник нормально их исполнял – российская демократия получила бы свой «зачет». Была бы «Европа», куда так хотели в 1990 году. Но почти никто не делал ничего нормально. Стандарты пали. «Российская буржуазная революция» была революцией не к буржуазным стандартам, а против них. И не буржуазная, и не революция – вышло так. И один большой «незачет» на всех. Когда общество провалилось, стали звать государство. Из двух зол выбирая меньшее. «На кого ты нас, бедных, кинуло?»

Пенять россиянам на Путина – не видеть, что их рожа крива. Не факт, что в КГБ собрались лучшие представители человечества. Но что россиянское общество слишком подлое и дурное, чтобы ему обретаться без КГБ, своим умом – таки факт. Государство толком еще не вернулось. «Вертикаль власти» будет серьезна, когда нанижет кого-нибудь на горизонталь и поджарит на этом шампуре. За коррупцию там, к примеру. Когда-нибудь, есть надежда, общество повзрослеет. И сможет своим умом. Без того, чтобы свобода превратилась в праздник непослушания, проедание родительских запасов варенья, отрезание кошке хвоста и прочее. Ну а пока… Возвращение государства – это возвращение блудного папы.

Александр Силаев, "Вечерний Красноярск"